Статья из рубрики «Чтобы помнили . . .», посвящённая памяти дорогих нашему сердцу людей. Сегодня с воспоминаниями о выдающемся гроссмейстере, крупном учёном, замечательном человеке делится Юрий Арустамов, Израиль.

  «БЫЛИ МОЛОДОСТЬ И СИЛЫ . . .»

      Я встречался со многими знаменитыми шашистами, но о Валентине Ивановиче АБАУЛИНЕ вспоминается как-то особо.
      Для нашего поколения Валентин был кумиром. Он первым показал, что можно не только играть на равных с именитыми стариками, большинству из которых было по 30-40 лет(!), но и опережать их.
     В 21 год он уже был чемпионом СССР. В ранге чемпиона в 1955 приехал к нам в Баку для участие в финале ХУII первенства страны.
   Тогда и состоялась наша первая встреча за доской. Но не в турнире, а в сеансе одновременной игры! Я был с большими амбициями, но не счёл зазорным померяться силами с чемпионом. Уверен был в победе – как-никак сеанс. Но Абаулин солидно разыграл и так «давил», что мне с трудом удалось ускозьзнуть.
    Вскоре я стал мастером, и мы с Валей не раз встречались в серьёзных турнирах – финалах и командных первенствах Союза, где он неизменно возглавлял сборную России, а я – Азербайджана.
    Так уж получилось, что все эти баталии закончились вничью, но ни одну из них нельзя назвать «гроссмейстерской».
    Признаться честно, я ничего не имел против дележа очка с таким именитым и симпатичным мне партнером. Но не таков был Абаулин – для него всякие дружеские отношения заканчивались вместе с пуском часов. Он набрасывался на меня с такой же яростью, как и на самого отпетого аутсайдера – поставщика очков.
    Вряд ли это можно считать большим игровым достоинством. Переоценка собственных возможностей, недооценка соперника порой ставили Валентина в очень тяжёлое положение. И тут на авнсцену выходило знаменитое абаулинское везение. Это был цирк какой-то: ему предлагали ничью в выигранных позициях и сдавались в ничейных! А сколько раз он вырывал победу в обоюдных цейтнотах. Но, разумеется, всё это было так называемое «счастье сильного».
    Вот и я раза три добивался с Валентином великолепнейших позиций, но при одной только мысли, что побеждаю самого Абаулина, начинал нерничать, и – адью, выигрыш!
    Помню, как в первом туре ХХI чемпионата СССР, Таганрог, 1961, я даже взял почти всё время на себя, отложив партию в теоретически выигранном эндшпиле. Полночи анализировал, нервничал, пришёл на доигрывание с чугунной головой, упустил победу и даже чуть было не просрочил время. Между тем многие шашисты уверяли меня, что Абаулин вообще не явится на доигрывание такой позиции.
   Теперь-то я прекрасно понимаю, что по сути Валентин дал мне изрядную фору. Моя задача, моя программа-минимум была достаточна скромна – как бы не проиграть грозному сопернику, а он в это время ломал голову, размышляя, как свернуть в сторону и перейти в рукопашную. Не забудим, что в то время не было даже микро матчей, играли по одной партии с «дохлым» контролем.
    Когда появилась великая Система (всегда пишу это слово с большой буквы) жеребьёвки дебютных вариантов, Абаулин уже полностью ушёл в свою мудрёную науку. Он не смог смириться с, так называемыми, негативными явлениями – сиречь, с покупкой важнейших очков некоторыми его соперниками. По-донкиходски он пытался бороться со злом, но тогда торжествовали железные принципов – «не пойман не вор» и «лучше не выносить сор из избы, чтобы не навредить нашим не слишком благополучным шашкам». На этой почве Абаулин даже стал чрезмерно подозрительным, и наши дружеские отношения как-то неожиданно прервались. Лишь потом последовало исчерпывающее объяснение, в конце которого Абаулин философски заметил: «Видишь, как хорошо, что мы своевременно обменялись информацией».
   Научный подход ко всему в жизни был очень характерен для этого человека. Большинство крупных советских спортсменов, в том числе и шахматисты, и шашисты, конечно же, были профессиональными, но по понятным причинам их приписывали к каким-то коллективам, институтам, конторам. Абаулин же свои главные победы одерживал в самом деле без отрыва от своей науки. А наука у него была хитрая, мудрёная – оружейная.
   Легко став кандидатом наук, Абаулин так же стремительно подготовил и докторскую диссертацию. Но её зарубили конкурирующие организации – военно-промышленный комплекс – это вам не институт благородных девиц. И тогда Валентин взялся за совершенно другую тему и вновь написал с листа докторскую, но времени на её защиту судьба ему уже не отпустила. И всё же его вклад в обороноспособность страны был достаточно весомым.
   Пишу эти беглые заметки и вижу, что что-то главное ускользает. Ну, например, то, что был Валентин необычайно скромным человеком без тени всякого зазнайства, что обожал слушать русские песни под гитару, особенно, под аккомпанемент известного калининского мастера Юры Харченко, что мог прилично выпить в хорошей компании, но пьяным его никто никогда не видел, ни на шашках, ни на работе это не отражалось.
   Когда я узнал о его безвременной кончине, написал вот эти строки. Кое-что дописалось недавно. Всё в них– правда.

                                            Были молодость и сила,

                                            Но в какой-то скверный день

                                            Нас надолго разделила

                                            Недомолвки злая тень.

 

                                            Лишь потом, как с борта в воду,

                                            Я шагнул, и до сих пор

                                            Вспоминаю через годы 

                                            Этот трудный разговор. 

 

                                            Сжал мне руку Абаулин:

                                           «Что прошло, то, мол, прошло», 

                                            Как давно ты не был в Туле, 

                                            А у нас так хорошо!

 

                                            Отпуск мне дадут в июле, 

                                            Я отправлюсь на вокзал. 

                                            Ты прости уж, Абаулин, 

                                            Знаю сам, что опоздал

 

                     .                     Сяду я в неспешный поезд, 

                                           И потянутся поля,  

                                           Поплывёт в траве по пояс  

                                           Ваша тульская земля.

 

                                           Вот и надпись: «АБАУЛИН»,  

                                           Положу цветы, скорбя. 

                                           «Как давно ты не был в Туле . . .» 

                                           Что мне Тула без тебя!

                                                                                                          1980-2000